Когда я был щенком,
я развлекал тебя своими выходками и вызывал твой смех. Ты называл
меня своим ребенком, и несмотря на большое количество пожеванной
обуви и пары убитых сброшенных подушек, я стал твоим лучшим
другом. Всякий раз, когда я бывал 'плохим', ты грозил мне пальцем
и спрашивал: 'Как ты мог?', но потом ты успокаивался и
переворачивал меня, чтобы почесать мне живот.
Мое домашнее
обучение проходило немного дольше, чем ожидалось, потому что ты
был ужасно занят, но я старался. Я помню ночи, когда я обнюхивал
тебя в кровати, слушая твои секреты и сокровенные мечты, и я
верил, что жизнь не может быть более безупречной. Мы совершали
длинные прогулки и бегали в парке по аллеям, останавливались
поесть мороженое (я получал только кусочек, потому что ты говорил
'мороженое вредно для собак'), и я подолгу дремал на солнце,
ожидая, когда ты придешь домой в конце дня.
Постепенно ты стал
уделять больше времени работе, своей карьере, и проводить много
времени в поисках супруги. Я терпеливо ждал тебя, каждый раз
утешая твою сердечную печаль и разочарования, никогда не винил
тебя за плохие решения, весело и шумно ликовал, когда ты приходил
домой, и радовался, когда ты влюбился.
Она, теперь твоя
жена, не 'собачья личность' - тем не менее я поприветствовал ее в
нашем доме, старался показать расположение к ней, подчинялся ей. Я
был счастлив, потому что был счастлив ты. Затем, через некоторое
время, появились человеческие детки, и я разделял ваш восторг. Я
был очарован их розоватостью и их запахом, и я тоже хотел быть им
мамой. Только она и ты волновались, что я могу сделать им больно,
и я большую часть времени проводил изгнанным в другую комнату или
в конуру. О, как я хотел любить их, но я стал 'пленником любви'.
Как только они начали подрастать, я стал их другом. Они цеплялись
за мою шерсть, поднимая себя на шатающиеся ноги, засовывали пальцы
в мои глаза, исследовали мои уши и целовали меня в нос. Я любил
все в них, и их прикосновения - потому что твои прикосновения не
были такими частыми - и я защитил бы их жизнью, если было бы
нужно.
я незаметно
прокрадывался в их кровать и слушал их переживания и секретные
мысли. Вместе мы ждали звука твоей машины на дороге. Это было
время, когда другие спрашивали тебя, есть ли у тебя собака, и ты
доставал мою фотографию из бумажника и рассказывал им истории обо
мне. Но последние несколько лет ты просто отвечал 'да' и переводил
тему. Я перешел из положения 'твоей собаки' в положение 'просто
собаки', и ты возмущался каждый раз, расходуя деньги на меня.
а теперь у тебя
появился удобный случай продвижения по работе в другом городе, и
ты, и они переедете в квартиру, где непозволительно держать
животных. Ты выбрал правильное решение для своей 'семьи', но
когда-то было время, когда я единственный был твоей семьей.
я был возбужден
поездкой на машине, пока мы не прибыли в приют для животных. Он
пах собаками и кошками, страхом, безысходностью. Ты заполнил
канцелярскую бумажку и сказал: 'Я знаю, вы найдете хороший дом для
нее.' Они пожали плечами и одарили тебя страдальческим взглядом.
Они понимали действительность положения собаки и кошки среднего
возраста, даже если она с 'бумажкой'. Ты вмешался и оторвал пальцы
своего сына от моего ошейника, когда он кричал: 'Нет, папа!
Пожалуйста, не позволяй им забрать мою собаку!' И я волновался за
него, какие уроки ты преподавал ему о дружбе и верности, о любви и
ответственности, и об уважении ко всей жизни. Ты прощально
похлопал меня по голове, избегая моего взгляда, и вежливо
отказался забрать ошейник и поводок с собой. У тебя был предельный
срок для встречи, и я остался один.
После твоего ухода
две приятные женщины сказали, что ты, возможно, знал о своем
переезде месяцы назад и не предпринял никаких попыток найти мне
другой хороший дом. Они покачали головой и сказали: 'Как ты мог?'
Они были внимательны
к нам здесь, в приюте, насколько позволял их рабочий реестр. Они,
конечно же, кормили нас, но я потерял свой аппетит много дней
назад. Сперва, когда кто-нибудь отклонял ручку, я несся вперед,
надеясь, что это ты - что ты изменил свои мысли - и что все это
плохой сон: или, наконец, кто-нибудь, любой, кто позаботится, кто
может спасти меня. Когда я осознавал, что не могу конкурировать с
привлекательностью счастливых щенков, не задумывающихся о своей
судьбе, я возвращался в дальний угол и ждал.
я слышал ее шаги,
как она шла ко мне в конце дня, и я пошел за ней по проходу в
отдельную комнату. В блаженно укромную комнату. Она уложила меня
на стол, погладила мои глаза и сказала мне не волноваться. Мое
сердце колотилось в предчувствии того, что должно произойти, но
также это было чувство облегчения. Дни узника любви истекают. По
своей природе, о ней я беспокоился больше. Бремя, которое она
несла, было тяжким для нее, и я это знал так же, как каждый раз
знал твое настроение.
Она мягко наложила жгут вокруг моих четырех ног, и слезы побежали
по ее щекам. Я лизнул ее руку, так много лет назад я утешал тебя.
Она профессионально ввела шприц мне в вену. Я почувствовал острую
боль, и прохладная жидкость заструилась по моему телу, я лежал,
засыпая, глядел в ее добрые глаза и шептал 'Как ты мог?'.
Возможно, потому что
она поняла мою собачью речь, она сказала 'Мне так жаль'. Она
крепко прижалась ко мне и торопливо объясняла, что это ее работа
быть уверенной, что я попаду в лучшее место, где меня не будут
игнорировать или оскорблять, или покидать, или я смогу заботиться
о себе сам - место любви и света, такое отличающееся от земного
места. С последним кусочком энергии, повиливанием своего хвоста я
пытался передать ей, что мое 'Как ты мог?' не подразумевало ее.
Это был ты, Мой Возлюбленный Хозяин, о ком я думал. Я буду думать
о тебе и ждать тебя вечно. Может, все в твоей жизни будут
проявлять к тебе так много преданности.
Задумайтесь,
пожалуйста, прежде чем покупать, вязать собаку! |